Заметки ОНКшника. Берлинская тюрьма «Тигель».
Однажды, в какой-то российской исправительной колонии один майор, мужик уже очень зрелого возраста, сказал мне: «Зеков нужно держать в самых жестоких условиях: в камере-одиночке на хлебе и воде. Из вещей в камере должно быть только одно – крепкая веревка, чтобы таким образом обеспечить им право на УДО». К слову говоря, майор этот был начальником отряда, то есть, по сути, тем должностным лицом, которое до последнего должно видеть в осужденном человека, исправлять его, ставить его на путь истинный. Но такова российская реальность, и не майор этот виноват. Он является лишь показателем общего российского менталитета, на котором базируется и вся государственная пенитенциарная система. Осужденный в России – это не человек, который подлежит исправлению и ресоциализации, а человек, который, в первую очередь, должен быть подвергнут наказанию, причем, как можно более жестокому. Наверное, эта логика допустима для лиц и родственников тех людей, которые пострадали от рук преступников. Чисто по-человечески их можно понять. Но допустима ли аналогичная позиция для государства? Ведь специалистам в этой области прекрасно известно, что подавляющее большинство осужденных не умирает в местах лишения свободы, а возвращается в наше общество и именно от условий отбывания наказания, от той работы, которая проводится с осужденными, зависит то, каким этот человек в наше общество вернется. Опасным или безопасным, полезным или бесполезным, станет он частью общества или окончательно маргинализируется. Увы, пока наша исправительная система таковой является лишь на бумаге, в реальности же она лишь укрепляет людей на их преступном пути, повышает их преступную квалификацию, почти уничтожает возможность, а, зачастую, и желание жить нормальной, законопослушной жизнью. И эти люди, возвращаясь из мест лишения свободы, живут рядом с нами, с нашими детьми. Вот о чем должны задумываться власти, а вовсе не о том, какому наказанию и как подвергать преступников.
Понимая все вышеизложенное, я стараюсь не упускать момент и при любом удобном случае стараюсь изучать исправительные системы других стран. Ориентир, конечно, на страны с минимальным уровнем преступности. Именно так меня и занесло в берлинскую тюрьму «Тигель».
Попасть туда оказалось очень просто. Нет, мне не пришлось совершать преступление )). Достаточно было сделать один звонок в администрацию учреждения, представиться и объяснить, в чем заключается мой интерес. Через 5 минут ответили: «Добро пожаловать, рады будем вам все показать».
Руководитель пресс-службы тюрьмы – татарин по национальности, уроженец города Йошкар-Ола. Да, вы не ослышались. Татарин из Йошкар-Олы. Увидев удивление на моем лице, он пояснил, что администрацией тюрьмы только приветствуется, когда на работу поступают иностранцы, так как национальный состав осужденных очень разный (на тот момент в Германии уже проживало свыше 9 миллионов иностранцев) и гораздо проще иметь среди сотрудников носителей разных языков мира, нежели искать извне переводчиков для каждого случая. Кстати, около трети осужденных, содержавшихся на тот момент в тюрьме – выходцы из России и Украины.
Итак, Берлинская тюрьма Тигель. Самая большая мужская тюрьма в Германии. Построена в 1898 году. Высокие стены, контрольно-пропускной пункт, вышки. Кстати, на вышках никого нет. Периметр охраняется только техническими средствами. Вооруженные люди отсутствуют. В случае попытки побега оружие в отношении осужденного применять категорически запрещается, а сам побег уголовно не наказуем. Немцы считают, что тяга человека к свободе является совершенно природным чувством и лишать его жизни за попытку вновь обрести свободу – это идти против самой человеческой сущности. Однако данное правило не распространяется на лиц, помогающих сбежать. Этих могут подстрелить без всяких колебаний. Внутри тюрьма выглядит очень комфортабельно и, скорее, похожа на санаторий, нежели на исправительную колонию. Отличием является лишь наличие решеток на окнах зданий. Осужденные проживают в одноместных камерах, в которых они могут делать, что угодно. Делать ремонт, обставлять мебелью, развешивать плакаты и даже курить. Хотя курение и не приветствуется администрацией учреждения, но сотрудники лишь разводят руками – «это их жилище, и мы не вправе запрещать им делать там то, что они считают нужным». Камеры запираются лишь на ночь. В остальное же время осужденные передвигаются внутри корпусов и локальных участков вполне свободно, однако, остаться наедине друг с другом не имеют возможности. Этого не позволяют сотрудники тюрьмы, что сделать не так уж и сложно, ведь на 1.5 тысячи осужденных в штате тюрьмы почти 900 (!!!) охранников. Два охранника на троих осужденных. В какой российской тюрьме вы такое видели? Каждый осужденный распределен в какую-то секцию. Это аналог отряда в российской тюрьме. Но секции эти маленькие, по 15-20 человек. И «начальник отряда» тоже имеется. Только это не человек в форме, а психолог, который работает 5 дней в неделю и постоянно работает с осужденными. Психолог в Тигеле – это совсем не то же самое, что психолог в наших исправительных колониях. Психолог – основное должностное лицо, от работы и мнения которого зависит судьба осужденного. Именно мнение психолога является основным фактором, на который опирается суд при принятии решения об условно-досрочном освобождении. И ни начальник тюрьмы, ни иные должностные лица в процесс принятия решения об УДО не вмешиваются и вообще не имеют к нему никакого отношения. А вот психолог может рекомендовать что угодно. Осужденного суд может выпустить уже по отбытии 1/5 части срока, если психолог «зуб даст», что он безопасен для общества и полностью раскаялся в содеянном, а может и наоборот – ходатайствовать о недопустимости освобождения осужденного даже по отбытии им полного срока наказания. Да, не удивляйтесь. В Германии это называется «превентивное содержание». Человек после отбытия срока может быть судом оставлен в тюрьме. Правда, там ему создаются просто нереальные для нашего воображения условия: двухкомнатное изолированное помещение со всеми удобствами, в котором можно даже проживать с членами семьи. Отсутствие какого-либо режима, полноценная работа с полноценной зарплатой, но с одним ограничением – нельзя выходить за тюремный периметр. Возможно, сейчас эта норма уже отменена, так как были обращения в ЕСПЧ на этот счет, но на тот момент она еще применялась.
Осужденные имеют возможность работать. При тюрьме работает целый комплекс различных предприятий. Всевозможные мастерские и цеха. Прибыль полностью идет в федеральную казну. Осужденным же из государственного бюджета выплачивают зарплату. Причем, выплачивают ее, исходя из среднерыночного уровня оплаты труда за аналогичную работу на свободе. То есть, вполне прилично. Зарплата делится на три части. 1/3 идет на погашение исковых требований, 1/3 на «ларек», то есть расходуется самим осужденным по его усмотрению, а 1/3 кладется на депозит в банке и полностью выдается осужденному при освобождении, чтобы человеку было на что «встать на ноги», а не оказываться на улице без еды и жилья, как это зачастую происходит у нас.
Длительные свидания осужденных с родственниками в тюрьме не проводятся. Это не потому, что немцы такие звери, а потому, что этому создана альтернатива. Каждый осужденный при отсутствии нарушений режима имеет право 4 раза в год выйти на свободу. Отпуска такие даются на 1-2 суток в зависимости от желания самого осужденного. Его сопровождают два сотрудника тюрьмы в гражданской одежде, один из которых вооружен (для возможного пресечения попытки побега и, как я уже сказал выше, оружие может быть применено только в отношении пособника). В «увольнении» осужденному запрещено употребление алкоголя и наркотиков, в остальном же он практически свободен. Он может посещать магазины, кинотеатры, другие общественные места. Может провести все время с семьей. Эта процедура продумана в том числе для того, чтобы осужденный не отрывался от цивилизации за время заключения и не оказался по окончании срока в незнакомом ему мире.
Теперь немного о положении сотрудников. Работать в тюрьме очень престижно. Учатся на тюремщика почти полтора года, но желающих хоть отбавляй. Для работников тюрем существует специальная прибавка к зарплате в размере 100% от оклада, которую сами работники называют антикоррупционной. Высочайший уровень зарплаты призван играть профилактическую роль в борьбе с коррупцией.
В составе администрации учреждения отсутствует подразделение, которое занимается оперативно-розыскной деятельностью. Мой вопрос относительно оперативного отдела даже не сразу поняли, а когда я объяснил, о чем речь, удивились: «А в России в тюрьмах такое есть? А зачем?». Блин, а вот хрен объяснишь немцу, на кой черт у нас в тюрьмах такое подразделение.
Ну что ж, я вроде бы изложил самое основное и интересное, что впитала моя память за один день пребывания в Тигеле. Предвидя скептические комментарии, хочу сказать, да, это не тюрьма, это, скорее, санаторий и преступники вряд ли испытывают там нечеловеческие муки и страдания, адекватные страданиям их жертв. Однако, в качестве заключения, хочется упомянуть, что такое явление, как рецидив (то есть повторное совершение преступления) – является исключением и составляет лишь сотую долю процента среди «выпускников» Тигеля. А что еще должно быть важным и служить критерием эффективности тюремной системы государства?
